Время отмщения [HL] - Алексей Волков

Мы чаевничали долго. Лишь Тенсино робко спросил, не взяли ли мы хотя бы браги, однако его никто не поддержал. Странное сочетание прекрасной звездной ночи с половинкой луны и безлюдным городом не слишком располагало к спиртному. Мы подшучивали, мешали в разговорах грубоватые шутки вперемешку с бесконечным гаданием насчет местных реалий.

Только гадать нам и оставалось. Отчего-то я был отнюдь не уверен, что нас допустят в гости к аборигенам. И остальные, подозреваю, тоже.

Постепенно свободные от нарядов бойцы стали укладываться спать. Когда действуешь на технике, с этим никаких проблем не существует. Из десантов БМП извлекались ватные духовские одеяла, трофейные подушки, причем особым шиком считалось иметь подушку с кисточками. Люди тянулись к ближайшим домам со своим скарбом, и будь чуть посветлее, зрелище было бы великолепным. Не то мешочники времен Гражданской, не то погорельцы, не то цыгане. Разве что оружие придавало всем нечто единое, но моджахеды тоже ходят не с пустыми руками.

Не армия, а большой партизанский отряд.

Обстановка и привычка заставляли бойцов держаться вместе. Я дополнительно велел офицерам проследить, где отдыхают их люди. Мало ли что? Вдруг кто попытается бежать, несмотря на всю глупость и абсурдность подобной попытки? Оказаться в одиночестве в пустынном районе чужого мира практически без шансов добраться до обжитых мест было бы равнозначно смертному приговору с наиболее мучительным исполнением казни, но…

Кто-то неизбежно оставался с техникой. Количество дежурных поневоле было велико, и времени для отдыха каждому из бойцов выпадало немного.

Мы тоже разбили ночь на три части. На всякий случай решили дежурить по трое, с прапорами нас было достаточно, но в глубине души мы, наверное, завидовали корректировщику и авианаводчику. Они-то люди приданные, не отвечающие за личный состав и за любые осложнения. Только Тенсино всегда был мужиком компанейским, не желающим остаться в стороне от коллектива, да и летун сразу заявил, чтобы его включили в общий расчет. А с добавлением танкиста нас вообще оказалось одиннадцать человек.

В итоге в двух дежурствах было по четыре человека, и в моем — три. Но разве я на правах ротного не стою двоих?

Ночь прошла сравнительно спокойно. Никто не пытался атаковать роту ни с фронта, ни с тыла. Бойцы также не старались разбежаться в поисках незнамо чего. Несколько нервировала сама обстановка. Порою чудились какие-то привидения в пустующих домах, кому-то казалось, будто в окрестных полях перемещаются какие-то тени, и каждый раз все это являлось не более чем плодами воображения.

Сам я спал плохо, то вспоминал Дашу, то пытался вообразить особенности местного общества. Да еще ночь была надвое разрезана дежурством, и как итог проснулся я довольно вялым и по-утреннему злым.

Никаких новых приказов не поступало, рота по-прежнему прикрывала город от неведомых врагов, и в этом, как всегда, имелись и положительные, и отрицательные стороны. Положительные — не надо было срываться с места, отрицательные — нельзя было побродить по улицам. Все ж таки иной мир, хотя и заброшенный до полного безобразия.

Ладно. Главное, чтоб не стреляли, а остальное — ерунда.

— Товарищ старший лейтенант, возьмите, — я как раз потянулся за сигаретой, и оказавшийся рядом Коновалов протянул мне небольшую плоскую штуковину.

— Что это?

— Зажигалка. Наверное, — Коновалов усмехнулся. — Мы нашли таких добрую дюжину.

Я повертел зажигалку в руках, нашел некое подобие кнопки и нажал. Тотчас же возник небольшой и короткий лучик. Или не лучик, а что-то другое? Но кончик сигареты с готовностью заалел от него, и табачный дым наполнил легкие.

— Спасибо, — я протянул зажигалку назад, однако замкомвзвода покачал головой.

— Это вам, товарищ старший лейтенант. От всего нашего взвода на память.

— За что?

— Хороший вы командир, товарищ старший лейтенант. Правильный. Вот мы и решили…

Вообще-то, мародерствовать не полагалось, но на войне как на войне. Приходилось закрывать глаза на некоторые солдатские вольности в виде экспроприаций то одного, то другого, и при этом самому ничего не брать. Добыча принадлежит бойцам, отбирать ее у своих нельзя, да и офицерская честь — звук отнюдь не пустой, замараешь, чем отмыть? Солдатам же по-любому трудней, чем нам, мы хоть деньги получаем, и как лишать их немногих радостей и источника мимолетного дохода?

Но старший сержант смотрел на меня с надеждой, и такую же надежду я прочитал в глазах стоящих за ним солдат.

— Спасибо. Только будьте осторожны. Приказ знаете.

Приказ о сдаче всего найденного в городе был зачитан еще перед рейдом. При этом начальство откровенно лукавило. Раз мы союзники с местными, то, соответственно, вообще ничего не должны брать, а тут получался тайный сбор трофеев в государственном масштабе. Конечно, речь шла не о тряпках, а о каких-либо предметах, которые могли бы стать объектом изучения научного и технического мира.

Звук мотора прервал нашу беседу. Судя по всему, к нам кто-то направлялся, и пришлось поправить автомат, вещь, с которой никто из нас не расставался, и направиться в сторону улицы.

Ждать долго не пришлось. Из-за дома появился БТР с сидящими наверху бойцами. В переднем люке торчал наш полковой парторг Анохин. Минута — и «семидесятка» застыла рядом со мной.

— Товарищ майор, шестая рота выполняет задачу по охране города. Происшествий не было.

Парторг спрыгнул с брони, пожал мне руку и кивнул.

— Хорошо, что не было. В городе вообще тихо. Как настрой у людей?

— Нормальный. Только непонятно, что дальше?

— Ничего, — хмыкнул Анохин. Невзирая на должность, мужиком он был неплохим и по мере сил даже старался быть полезным. — Сегодня или завтра местные пришлют ремонтников, осмотрят свои заводы, наладят их, и мы отправимся в лагерь.

Остальные офицеры тоже успели подтянуться сюда и теперь слушали новости о нашей грядущей судьбе.

Недовольства не было. Не самый плохой вариант для операции, и всяко лучше, чем гоняться по пустыням и горам за всевозможными ворогами.

— Хоть предупредите. Мы же сдуру и пострелять можем, — напомнил я.

— Не только предупредим, но и встретим, — улыбнулся парторг.

— Товарищ майор, люди интересуются: увольнительные когда-нибудь будут? Все-таки чужой мир, хочется взглянуть хоть одним глазком, — закинул я удочку.

— Не знаю, Андрей, — пожал плечами парторг. — Сам хочу посмотреть, что же это за государство такое, где техника соседствует с запустением? Ты завод ихний видел?

— Нет. Дома да улицы.

Анохин понимающе кивнул.

— Одно скажу — натуральная фантастика. Какие-то агрегаты, линии, и ни одного человека. Даже погрузка вся должна производиться автоматически. Если это все и вправду работает, нам до аборигенов еще расти и расти. Обидно будет побывать здесь, а кроме развалин и гор ни хрена не увидеть. Мне же до замены три месяца.

Если по ту сторону Врат все мы считали дни и мечтали как можно скорее оказаться за перевалом, то тут отношение стало двойственным. С одной стороны, для нас продолжалась ставшая совсем мелкой и не слишком серьезной война, с другой — хочется посмотреть, как люди здесь живут. Тем более — по слухам, явно опередившие нас в техническом развитии. Пусть мне все больше и больше казалось, что мы попали во времена упадка. Но иной упадок со стороны может казаться взлетом. Это ведь еще с какой точки смотреть.

— Куда заменяться будете?

— В Ленинградский округ. А там — еще три с половиной года, и на пенсию. Устроюсь киоск политической литературы охранять, — улыбается собственной шутке парторг.

Мне до пенсии настолько далеко, что считать дни нелепо. Да и не представляю я себя вне армии. Пока не представляю. Что мне там делать? Сидеть дома или устроиться на работу и отбывать время с восьми до пяти? Хочу стать генералом. Через пару лет получу четвертую звездочку, а там еще два-три года, и можно будет всерьез подумать об академии.

Дело здесь не в том пресловутом солдате, который упорно не желает становиться генералом, поскольку спешит превратиться в дембеля. Кому-то так лучше. Но человек должен совершенствоваться, расти, а наши звания — свидетельства определенной компетенции, той меры ответственности, которую мы можем взять на себя?

«Говорят, здесь рост немалый, может, стану генералом…»

— Ладно. Мне еще всех остальных объехать надо, — Анохин карабкается на БТР, и последний сразу трогается, оставляя после себя клубы дыма.

Звук не успевает стихнуть вдали, как к нам вновь приближается шум мотора. Еще один БТР, на этот раз — явно из саперной роты.

Плужников пожаловал сам. Трезвый, серьезный, первым делом поинтересовавшийся, не обнаружили ли мы каких-нибудь сюрпризов по его части?